– Дорогой, – однажды вернувшись из школы и сияя от счастья, обратилась ко мне жена, – я нашла тебе работу!
– Какую? – насторожился я, так как многолетний опыт безработной жизни приучил меня воспринимать подобного рода известия с меланхолической сдержанностью заплутавшего в пустыне верблюда и кроткой улыбкой философа-скептика, которой не верит, что на земле существует справедливость.
– Ты поедешь в Москву в составе нашей городской делегации, – продолжала изливать на мою голову волны счастья Светлана, – как ее член... Ты знаешь русский язык, ты бывал раньше в Москве...
– Прекрасная идея, – угрюмо обронил я. – И что я буду там делать, как член такой почтенной делегации?
– Ты будешь, – теперь уже не совсем уверенно залепетала жена. – Ты будешь следить за чемоданами, сумками, ездить с пакетами... Короче...
– Короче, им нужен мальчик на побегушках... Слуга!
– Ну, зачем так... Да, должность твоя будет не самая высокая. Но ты побываешь в Москве, ты познакомишься с интересными людьми. Милый, – она обняла меня и поцеловала в небритую щеку, – ну сделай это ради меня... Съезди, развейся... Глядишь, кто-нибудь из сильных мира сего подберет тебе потом какое-нибудь теплое местечко...
– Ну, ладно, – пробормотал я. – Чего не сделаешь ради любимой…
Ровно через неделю я стоял в аэропорту «Шереметьево-2» возле кучи из пяти чемоданов и двух сумок и думал о том, как доставить все это добро в целости и сохранности до приткнувшегося где-то у входа микроавтобуса. Члены делегации уже благополучно покинули аэропорт, оставив меня в гордом чемоданном одиночестве. О свободных тележках для багажа, как дома, в Германии, можно было только мечтать. Отойти от «кучи» было нельзя, это я хорошо понимал, озирая околоток, где в огромном зале притаились мечтающие о легкой наживе враги. Вот какой-то мужичонка в серой шляпе двинулся в моем направлении, и я с испугом заметил, как блестят его глаза, когда он вглядывается в чемоданы с аккуратно уложенными трусами, носками, ночными пижамами... Как облизывается, рассматривая туго набитые бюстгальтерами, кремами, сорочками и прочим женским барахлом сумки. А вот появился еще один тип с давно немытой шевелюрой, синевой под глазами и, остановившись напротив меня, спросил:
– Шеф! Я вижу, тебе требуется носильщик! Заплати пятьдесят баксов, и я организую тележку.
– Отвали, шестерка! – уверенно заявил я. – Не то я, за те же деньги, организую тебе похороны.
– Так ты блатной... – понимающе усмехнулся тип. – Смотри, долго здесь не светись, а то свои же завалят...
Долго светиться в аэропорту я не собирался. Заметив большую группу людей, которая с шумом бурного потока неслась по залу к выходу, сопровождаемая вспышками фотоаппаратов, и разглядев в «потоке» профиль знаменитой эстрадной певицы, я облегченно вздохнул.
Подозвав к себе немытую шевелюру, я нетерпящим возражений голосом приказал:
– Позови милиционера! У меня багаж самой Аллы!..
– Будет сделано! – отсалютовал мужик и ненадолго исчез.
Вскоре он появился в сопровождении усатого милиционера, с победным видом катившего в мою сторону тележку. Я помахал на прощание серой шляпе. Все это время тип напряженно следил за операцией по спасению бюстгальтеров и пижам. Уложив вверенный мне багаж на тележку, мой доброжелатель и милиционер откатили ее к стоявшему возле входа в здание микроавтобусу, водитель которого наконец-то соизволил выползти из кабины.
– Долго ты, однако, там торчал, – съязвил он, почесывая седой затылок.
– Мне бы какую-нибудь мелочевку от великой... – Не в силах произнести имя певицы, попросил на прощанье милиционер. – Не для себя, конечно, для жены...
Я быстро открыл свой чемодан и сунул ему в руку свои измятые и давно вышедшие из моды плавки.
– Но это же мужские! – поразился усатый.
– Мужиков у нее было много, – напомнил я, садясь рядом с водителем. – Она иногда их надевает в память о прошедшем...
– Понимаю, – понизил голос до шепота милиционер и засунул подарок в карман. Доброжелатель с синевой под глазами согнулся пополам от хохота, и я подумал, что он наверняка догадался, что к чему.
А в это время микроавтобус стремительно рванул с места, и за окном, к моей радости, сначала появились поля и огороды, а вскоре и сами пригороды Москвы. Минут через пятьдесят мы подрулили к одной из гостиниц в центре, я один перетащил чемоданы в холл и потому не заплатил седому водителю ни копейки чаевых. Он с остервенением хлопнул дверцей, пробормотав себе под нос:
– Немчура… Скряга…
– Из-за тебя я единственных плавок лишился, – буркнул я ему в ответ. – Как я теперь в Москве-реке купаться буду?
– Голяком, – хмыкнул водитель и уехал.
Я вернулся в холл. У багажа меня уже дожидалась госпожа Шобер, дама лет пятидесяти, похожая на телебашню с круглым верхом.
– Где вы пропадаете? – с места в карьер напустилась она. – Через полчаса у меня совещание, а я еще не переоделась.
– В Москве пробки, – сказал я и потащил сумку вслед за ней. По дороге, поглядывая на мои мускулистые руки, дама оттаяла и заворковала:
– Мы вечером идем в ресторан при гостинице. Думаю, что вы тоже можете присоединиться. Я поговорю с господином Краусом, уверена, он не будет возражать.
– Это для меня великая честь, – любезно улыбнулся я, затаскивая поклажу в номер и делая вид, что не замечаю, как эта башня старается прижаться бедром к моей руке.
– Если вы еще понадобитесь, я позвоню вам в номер, – улыбнулась госпожа Шобер, раскрывая сумку и демонстрируя новенькое нижнее белье. Я невежливо отвернулся, быстро ретировался, спустился в холл и, пользуясь указаниями служащего гостиницы, растащил поклажу по комнатам моих господ. Радуясь, что работа завершена, вошел в отведенную мне коморку. И тут же призывно звякнул телефон.
– Где вы болтаетесь? – угрожающе спросил меня руководитель делегации господин Краус. – У меня пакет, его нужно срочно доставить по адресу.
– Разносил чемоданы... – Попытался оправдаться я.
– Меня не интересуют чемоданы, – голос Крауса звенел от праведного гнева. – Вы у нас на ставке секретаря-курьера, и будьте добры надлежащим образом выполнять свои обязанности.
– Jawohl! – рявкнул я в трубку и вытянулся по стойке смирно, представив себя в роли солдата-денщика, который обслуживает бригадного генерала. – Сию минуту буду!
Мой тон руководителю понравился, и он уже снисходительно обронил:
– Хорошо, я жду.
Вскоре я стоял перед удобно расположившимся в кресле сорокалетним упрямцем с лицом геройского офицера, прослужившего много лет в тылу и ни разу не нюхнувшего пороха. Краус вяло улыбался и разглядывал меня, словно впервые увидел.
– Возьмите, – вручил он завернутый в плотную бумагу пакет. – За доставку отвечаете...
Тут Краус сбился с мысли, так как то, что он хотел сказать, никак не вязалось с гражданским пафосом его миссии. Поэтому, помедлив, добавил:
– Будьте внимательны. Пакет не должен попасть в чужие руки. Вам это понятно?
– Jawohl! – опять рявкнул я. – Будет исполнено!
– Молодец! – одобрительно подвигал челюстями «мой генерал». – Если вы и дальше будете так... оперативны, я о вас позабочусь. В семь мы ужинаем в ресторане, если успеете – присоединяйтесь.
Я взглянул на часы: стрелки подползали к отметке три часа дня. Покинув гостиницу с пакетом и планом Москвы в руках, я спустился в гулкий зал метро и, катясь вниз по эскалатору – в тусклое царство грохочущих и шипящих подземных электричек – и «контужено» улыбался. Я все больше входил в роль бравого солдата, который выполняет важное боевое задание.
Пока добирался до нужной улицы, ко мне четыре раза приставали какие-то одичавшие от бурной московской жизни личности. Трое из них распространяли политическую рекламу и, выкрикивая крылатые лозунги, совали в лицо разноцветные буклеты. Каждому из них поочередно я показывал в наглядном русском исполнении кукиш и сообщал, что прихожусь незаконнорожденным сыном великой Германии.
– Genosse! – радостно залопотал последний. – Мы с вами братья по континенту. Передайте пламенный привет памятнику К. Маркса.
– Всенепременно сделаю это, когда куплю собаку, – отозвался я. – А вы после пивной прогуляйтесь к памятнику Ленину. У меня, к сожалению, нет на это времени...
А одна нервная особа, выдыхая запах перегара и дешевых сигарет, прижала меня своей высокой грудью к стенке в метро, чтобы, как следовало из ее шепота, познакомиться поближе. Но, заглянув в мои замутившиеся от долгой безработицы глаза, отпустила, буркнув:
– У кого нет денег, не может рассчитывать на пламенную любовь…
К моему секретному пакету никто не проявил никакого интереса, и поэтому в половине пятого я благополучно доставил его в офис фирмы, из названия которой можно было заключить, что она занимается экскурсиями и туризмом.
– От герра Крауса, – радостно закудахтала начальница Валентина Ивановна, довольно красивая баба. – Давайте... Скорее…
Щеки ее зарумянились, глаза заблестели, и я понял, что эту «московскую курочку» с «моим генералом» связывают не только деловые отношения.
Потом мы долго говорили и, в основном, о нем, о нем, о нем...
– Он будет ужинать в семь в ресторане при гостинице, – на всякий случай, уже уходя, сообщил я.
– Но могу ли я появиться без приглашения? – пожала плечами она.
– А почему бы нет? – проявляя неумеренную чуткость, заявил я. – Он будет не один, а вы появитесь с деловым визитом.
– Прекрасная идея! – одобрила Валентина Ивановна. – Вы на машине?
– Нет, к сожалению.
– Поедете со мной. Подождите, я должна переодеться.
Ждать ее пришлось долго, но когда женщина вышла, я невольно восхитился:
– Бабы из нашей делегации свихнутся от зависти.
Она снисходительно, как королева, улыбнулась и повела к сверкающему новенькому БМВ. По дороге Валентина Ивановна горестно вздыхала, а когда мы подъехали к гостинице, вдруг совсем загрустила и молча, не шелохнувшись, застыла на месте, глядя перед собой.
– Нам пора, – напомнил я. Мой изголодавшийся желудок решительно противился этой паузе, к тому же я где-то в глубине души считал, что «мой генерал» не заслужил ни этих драматических вздохов, ни этой высокой грусти...
Женщина вместо ответа посмотрела на меня, и я увидел глаза, полные слез.
– Вы плачете? – удивился я. – Да он... он вас не достоин.
– А может, я не достойна его? – тихо проговорила она, достала из сумочки платок и решительно уничтожила следы большой и непритворной любви.
В зал ресторана мы вошли под руку. Это было восхитительное зрелище: слуга под руку с королевой. У госпожи Шобер глаза полезли на лоб, Краусе сначала недоуменно нахмурился, потом с изумлением только что родившегося на белый свет поросенка вскочил со стула. Остальные участники немецкой делегации взирали на наше приближение с похвальным интересом.
– Я исполнил свой долг, – сообщил я «моему генералу». – У Валентины Ивановны есть к вам несколько служебных вопросов.
Мой начальник и Валентина Ивановна прилипли взглядами друг к другу.
– Извините, друзья, нам надо решить несколько деловых вопросов, – наконец-то произнес Краусе. – Мы возьмем отельный столик…
«Генерал» и «королева» покинули наше общество. Остальные делегаты набросились на меня с вопросами. Отвечать мне не хотелось, врать тоже, я был голоден и зол. Моим господам мое поведение не понравилось, и они решили показать мне всю глубину своего недовольства. Как только появился официант с меню, «телебашня» отправила меня с поручением в свой номер: как оказалось, она забыла там очки и, соответственно, без этого предмета не могла бы разглядеть плавающую в супе или случайно попавшую в гарнир муху. Когда я вернулся, профессор Гауб, бородатый, с орлиным носом субъект, вдруг вспомнил, что оставил на тумбочке мобильник. Я знал, он и шагу ступить не может, не посоветовавшись с женой. Наверное, и теперь хотел согласовать с ней выбор блюд. Я слетал за этим аппаратом, но тут четвертый участник делегации, предприниматель Бергман, вдруг заявил, что ему понадобился носовой платок. Лифт свозил меня туда и обратно, но к столику возвращаться расхотелось. Я зашел в ресторан с черного хода, познакомился с обслуживающим моих господ официантом и попросил его не особенно усердствовать, сообщив, что те проводят экстренное совещание.
– Я покажу этим фрицам совещание! – зло буркнул официант и обслужил меня в подсобке. Плотно поужинав и выпив бутылочку пива, вернулся я к своим господам, которые, ёрзая от нетерпения, сидели за все еще пустым столом. Краусе и Валентина Ивановна в другом конце зала уже попивали кофе и, судя по их виду, наслаждались обществом друг друга.
– Где вы так долго пропадали? – лица членов делегации пылали праведным гневом.
– Заблудился... – кратко ответил я, отдав хозяину носовой платок. – Разрешите удалиться?
– Вы не будете ужинать? – удивленно спросила Шобер.
– Заблудился! – фыркнул Бергман. – Вы же не маленький ребенок!
– Человек устал – разве не видите? – неожиданно решила встать на мою защиту Шобер.
– Устал! – взвился профессор Гауб. – Мы уже целый час торчим в этом проклятом ресторане, у меня жжет в желудке... Господа, этот заплутавший в трех стенах нахал не стоит ужина. Пусть идет и подумает, что если господин Бергман его о чем-то попросил, он обязан своевременно придти на помощь...
– Совершенно справедливо, – с наслаждением высморкавшись в платок, заявил предприниматель, – пусть идет и подумает.
Только госпожа Штраус, молодая светловолосая переводчица, молчала и подозрительно разглядывала меня. Она, кажется, о чем-то догадывалась, но предпочитала не вмешиваться.
Меня с миром отпустили. Я поднялся на лифте в отведенное мне обиталище, включил телевизор, снял туфли и в одежде улегся на кровать. Под вздохи и поцелуи героев какого-то бесконечного сериала незаметно заснул, но из этого благополучного забытья меня внезапно вырвал телефонный звонок. Вскочив с кровати, взглянул на часы: половина двенадцатого. Ночь! Тело требует сна и покоя, но кому-то не спится.
– Вы, наверное, голодный, – услышал я в трубке шепот Шобер. – Хотите, накормлю вас... Я взяла в дорогу бутерброд с вареньем. У меня есть в термосе сладкий чай...
– Не могу, – трагическим шепотом ответил я. – Я не ем на ночь сладкого...
– Жаль, – разочарованно пробормотала «телебашня». – Придется чай вылить, бутерброд выбросить…
Трубка послушно легла на рычаг, я уже собирался раздеться и нырнуть в постель, как вдруг увидел, что по телевизору ярко накрашенная толстушка демонстрирует мои плавки.
– Этот великолепный мужской предмет туалета, – говорила женщина, – принадлежит нашей великой, обаятельной, привлекательной, несравненной (с целью экономии бумаги не будем повторять всех эпитетов) певице... По слухам, она иногда надевала их в память об одном великолепном мужчине... Мы не знаем, кто был тот красавец, но то, что он сумел покорить сердце нашей (опять длинная череда эпитетов) исполнительницы, говорит само за себя. И этот предмет сегодня продается. Начальная стоимость – пятьсот долларов.
Открыв от удивления рот, я следил, как быстро росла цена на мои советского производства плавки. И когда их продали за десять тысяч, появилось сильное желание позвонить в студию и потребовать долю.
Может быть, я так бы и поступил, но тут опять затрезвонил телефон.
– Милый, извини, что так поздно, – услышал я родной голос своей жены. – У тебя все в порядке?..
– Ага! – торжествующе произнес я. – Сначала отправляешь меня в Москву, а теперь проявляешь беспокойство...
– Я ни капли не беспокоюсь, – сердито заявила жена. – Позвонила, чтобы узнать, все ли у тебя в порядке.
– И это после двенадцати ночи. Так вот, у меня все в порядке. Я первый день в Москве, а мои старые плавки уже проданы... Представляешь, их продали за десять тысяч долларов!
– Что ты несешь? Ты что, потерял у какой-то бабы плавки? Вернешься, я с тобой разберусь!
– Не надо со мной разбираться, – примирительно сказал я. – Я люблю тебя и только тебя. Ложись, тебе завтра на работу, мне тоже... Я устал, родная, и хочу спать...
– Ладно, спи, – угрожающе прошептала Светлана. – Приедешь обратно, предъявишь свои плавки... Понял?!
